На угольных предприятиях практикуется отлаженная схема превращения производственного травматизма в рядовую «бытовуху». Участвуют все: начальство, профсоюз, медицина
Украинская статистика демонстрирует стойкую тенденцию снижения травматизма на наших шахтах. Существуют для этого, конечно, объективные предпосылки: объемы добычи угля отечественными углепредприятиями тоже неуклонно, из года в год, падают. Однако, на всевозможных совещаниях и конференциях с участием угольщиков все чаще озвучивается мысль о будто бы налаженном контроле за ситуацией в этом трудноразрешимом вопросе, и даже о некотором обуздании шахтерского травматизма, высокие показатели которого так позорили нашу страну, выводя ее в мировые лидеры стран, где уголь достается слишком дорогой ценой.
Тем не менее, с улучшением общей картины углепроизводства без травм и увечий, с шахт все чаще и чаще поступают сигналы о нарушениях права горняков на восстановление своего здоровья после несчастных случаев, произошедших на рабочем месте. Так, например, 4 декабря прошлого года на флагмане отечественного углепрома – шахте «Красноармейская-Западная №1», в 4-ом южном конвейерном штреке, травмировался Руслан Радионов, горнорабочий очистного забоя добычного участка №7. Он стал, по сути, жертвой собственной хозяйственности, дисциплины и аккуратности. Ибо, когда все звено по окончании смены, отправилось к стволу, чтобы подняться на-гора, 33-летний ГРОЗ задержался в забое, чтобы как следует уложить рабочий инструмент в специальный ящик. Молодой рабочий отстал от своего звена шагов на двадцать. Поскользнувшись, Руслан потерял равновесие, упал, сильно ударившись головой о металлическую конструкцию ленточного конвейера.
Поднялся на ноги он сам, но вот двигаться вперед не смог: кровь так заливала лицо, что он вынужден был окликнуть товарищей, с которыми только что выполнял нарядное задание в забое. Коллеги и довели травмированного Руслана до ствола. А в подземный медпункт для оказания неотложной помощи его непосредственно завел Иван Грицкив.
Пока опытная фельдшерица обрабатывала парню рану, накладывала повязку и делала укол, Грицкив позвонил горному мастеру Зимину, тот сообщил о несчастье начальнику участка Наумову, а уже далее председателю профкома ПРУП В.Гайлуну поступила команда доставить пострадавшего на автомобиле в больницу.
Не в службу, а в дружбу?
Заметим сразу: должностные лица обязаны были не самостоятельно транспортировать покалеченного горняка, а вызвать машину скорой помощи на шахту. Такая процедура предполагает изначально фиксацию производственной травмы и дисциплинирует врачей, заставляя их провести более тщательное обследование потерпевшего. Ведь согласно украинскому законодательству, именно на этом этапе на защиту гражданина, попавшего в беду, вступает держава, от лица которой в работу включается государственный Фонд социального страхования от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний, призванный оплатить все расходы по лечению потерпевшего.
Безусловно, везти по-товарищески травмированного шахтера в лечебницу в салоне личного автомобиля выглядит куда человечнее, чем перепоручить его людям в белых халатах, которые без лишних сантиментов разместят его на казенных носилках среди пугающих своей белизной стен. Потому-то горняки, получившие травму, зачастую не возражают против такого вида доставки в больницу, не догадываясь, что, отказываясь от услуг неотложки, добавляют себе проблем. Впрочем, очень может быть, они просто пребывают в посттравматическом шоке, чтобы задумываться о подобных «мелочах». Между тем, как оказалось, на «Красноармейской-Западной №1» именно такая – «товарищеская» схема реагирования на производственный травматизм - давно отработана.
Из рассказа Радионова следует, что по пути в больницу с ним велись беседы о том, что ничего страшного не произошло, что все будет хорошо, а еще лучше станет, если травмированный горняк не будет настаивать на том, будто свою травму он получил на производстве.
По приезде Руслана сразу положили на операционный стол. Хотя, скорее всего, должны были первоначально исследовать рану, сделать рентгеновский снимок. Ведь разрыв мягких тканей головы был внушительным – 15х10 см. Со стороны казалось, что у горняка чуть ли не снят скальп. Тем не менее, председатель профкома участка купил все необходимое для того, чтобы хирург наложил швы на рану головы, не удосужившись даже вымыть, как следует, угольный штыб из-под кожи.
Больного, едва отошедшего от наркоза, в шоковом состоянии, отвезли домой, и передали на руки обомлевшей матери. А под утро 5 декабря Руслану стало плохо настолько, что пришлось срочно вызывать «скорую». Так Радионов был госпитализирован в неврологическое отделение Красноармейской ЦРБ. Испугавшаяся не на шутку за жизнь сына, мать потерпевшего, много лет, кстати, защищающая трудовые права людей в качестве председателя комитета профсоюза «Защита справедливости» на Красноармейском динасовом заводе, решила выяснить, что же в конце концов произошло с ее «кровинушкой» во время рабочей смены, и обратилась на шахту.
Акт – это всего лишь полдела
Собственно, решительность Елены Петровны Радионовой отыскать концы и сыграла ключевую роль в том, что на предприятии перестали отрицать сам факт, что Руслан травмировался на рабочем месте. Правда, на всякий случай, все равно предприняли попытку отыграть назад ситуацию с «переквалификацией» травмы. После того, как в администрации предприятия узнали, что их работник угодил-таки на больничную койку, в лечебницу срочно отрядили профсоюзную делегацию для скорого составления заявления. От потерпевшего, слабо ориентирующегося в окружающей обстановке и пребывающего под капельницей, потребовалась только подпись на этом «документе», позволившем, тем не менее, начальству отметать все материнские претензии.
Еще более неприятный осадок на душе оставил «откровенный» разговор с хирургом, который зашивал рану ее сыну. В.И. Москаленко вовсе не удивился навязчивым догадкам матери горняка о том, будто на «Красноармейской –Западной №1» именно так снижают истинный уровень травматизма шахтеров. По мнению доктора, сокрытием фактов шахтного «членовредительства» занимаются сами же шахтеры, боясь потерять работу. И что исключительно по их желанию он переводит производственные травмы в разряд бытовых.
В ТЕМУ:
Шахта Звягильского, Фонд соцстрахования и больница профзаболеваний губят горняков совместно?
Спустя более полумесяца после инцидента, а именно - 21 декабря, Радионова, натерпевшись от равнодушия окружающих, обратилась письменно к Красноармейскому межрайонному прокурору П.В.Ливочке и к народному депутату Украины Михаилу Волынцу. В своих письмах она сообщала, что комиссия по расследованию несчастного случая до сих пор не приступила к своей работе, а, значит, и тормозится процесс отправки с предприятия гарантийного письма в местное отделение Фонда на открытие крайне необходимого этой семье финансирования лечения шахтера. А ведь у Руслана общий стаж работы превышает 17 лет, и все эти годы он отдал тяжелому шахтерскому труду, исправно уплачивая немалые взносы со своей зарплаты во всевозможные фонды социального страхования.
Спустя и три месяца после несчастного случая, Радионов не может приступить к работе, поскольку до сих пор последствия черепно-мозговой травмы и сотрясения головного мозга дают о себе знать. Лечение – дорогостоящее, но проводится, заметьте, исключительно за собственный счет пациента. Ни знаменитая шахта, где Радионов - уже ветеран, а каждый работник наделен личным страховым полисом, ни Фонд не помогли горняку хоть в какой-то компенсации его расходов на выздоровление. Исполнительная дирекция Фонда в ответ на обращение Радионовой умыла руки, отписавшись из Киева (за подписью исполняющего обязанности ее директора А.Пшеничко) еще 23 декабря прошлого года: мол, ведется расследование несчастного случая, ждите результатов.
Без вины виноватый
Дождались…
Руслан, пребывая на больничной койке, все время успокаивал мать, убеждая ее в том, что, мол, «хлопцы всё видели». Но ее жизненный опыт подсказывал иные сценарии развития событий. И опасения подтвердились. Опрошенные в качестве свидетелей коллеги травмированного, судя по их письменным показаниям, «увидели» только то, что хотело от них начальство. И составленные аж через месяц после травмы акты по форме Н-1 и расследования несчастного случая зафиксировали всего лишь одного виновника случившегося в тот злополучный вечер 4 декабря - самого Руслана Радионова. Сначала его обвиняли в том, что он, стремясь догнать удаляющееся звено, бежал по выработке. А это строго запрещено правилами ТБ. Потом, наверняка, для того, чтоб труднее было «отмыться» от обвинений в нарушении правил охраны труда, его «вину» усугубили. Из обоих актов следует: ГРОЗ Радионов в пылу погони запрыгнул на ленту конвейера, не предназначенную для перевозки людей, но ударился головой о нависающий над ней трубопровод и свалился на почву выработки.
И невдомек экспертам комиссии, что на скоростной транспортер, движущийся с приличной скоростью в 4 м/сек, не каждый циркач запрыгнет, не то, что шахтер, отработавший в шахте 6-тичасовую смену. И возможен ли подобный трюк, если расстояние между лентой и трубопроводом не превышает, судя по акту расследования, 70 см? Не стали члены комиссии «грузить» себя мыслями о таких нестыковках: при ударе головой о трубопровод на такой скорости у шахтера как минимум раскололась бы каска (а она осталась неповрежденной), И, как максимум, он потерял бы сознание. И, вряд ли смог бы позвать кого-то на помощь. И совсем уж противоречит логике явно надуманный мотив о конвейерной погоне. Если звено удалилось на расстояние в каких-то 20 шагов и до него смог докричаться раненый и заливаемый кровью человек, то требовалось ли ему вообще догонять товарищей столь рискованным способом?
Стало быть, как ни крути, а все равно комиссией и составленными ею актами будешь назначен козлом отпущения! И этим, в том числе, объясняется феномен, что Радионов не получил от Фонда ни копейки, хотя в середине февраля оттуда и приходило уведомление, что стоимость затраченных на его лечение препаратов будет оплачена.
Всего неделю назад он выписался из Донецкой областной больницы, перейдя под амбулаторное наблюдение врачей. Вполне может статься, что травма обернется для него инвалидностью. В расцвете сил, в 33 года! Разве такой социальной защиты заслужил молодой шахтер?!
В акте расследования несчастного случая ни словом не упоминается о первой медицинской помощ, оказанной горняку в подземном медпункте, хотя подробно изложена вся хронология событий того дня. И сразу становится понятным для Радионова, почему фельдшер делала запись данных потерпевшего не в специальный журнал учета, а в черновую тетрадь. Начисто, в журнале будет (или не будет?) сделана только та отметка, какую позволит сделать начальство? Вот такая двойная «бухгалтерия», то бишь, система учета травматизма!
Стоит ли поэтому удивляться тому, что на «Красноармейской-Западной №1» готовы уже скрывать не единичные, а коллективные, даже со смертельным исходом несчастные случаи? Буквально через пару дней после травмирования Радионова на том же блоке №10 в проходческом забое произошел выброс газово-порошковой смеси, повлекший за собой трагические последствия. Но ВГСЧ, как того требует закон, либо вообще в известность не ставится, либо ставится со значительным опозданием, когда следы аварии почти уничтожены, а ее жертвы предъявляются в чистом, после бани, виде. Резонно возникает вопрос: а нужно ли украинскому обществу снижение показателей травматизма такой ценой?
Не бодался бы шахтер с системой…
Горно-монтажник участка МДО-1 «Красноармейской – Западной №1» Виктор Литвин тоже получил в шахте черепно-мозговую травму, но тремя днями раньше, чем Радионов. На поверхность он поднялся, вообще минуя подземный пункт, а в больницу его отвез на своем авто не участковый профлидер, а помощник начальника участка. И не видать бы ему акта формы Н-1, как своих ушей, не добейся, не выходи его своими ножками жена Наталья. Расследование несчастного случая провели, но, как водится, виновником оказался сам Виктор Петрович, хотя наряд давался на ведение монтажных работ без остановки лавы. Акт о производственной травме потерпевшему выдали спустя два месяца после самого несчастного случая.
- Нам, наверное, ничего бы не светило в смысле соцстраховских выплат , - делится своими размышлениями Наталья Литвин, - не попадись нам в Фонде порядочный человек, который заметил несоответствие в акте, провел сам дополнительное расследование и установил степень вины каждого. Муж до сих пор работать не может: страшные головные боли, вот вчера вызывали «скорую», рвота началась… Но надеемся, что все же вернется на шахту. Ведь ему всего ничего осталось до пенсии. Но теперь вот я уже и не знаю, правильно ли качать права и добиваться справедливости. Тот, кто на рожон не лезет, а соглашается сделать, как велит начальство, тому денежек на участке соберут, другим чем-то помогут. Понимаете, люди у нас загнаны в такой тупик: работы другой никакой нет, что каждый дорожит рабочим местом. Все, все боятся сегодня быть уволенными. Хай Бог милует каждого от попадания в жернова этой машины. Ведь это настоящая «машина», которая может и сломать человека, и без того обделенного, травмированного. Одни мы против такой системы бессильны.
Практически, по окончанию лечения на шахте, невозможно сдать больничные листы - их нигде (ни в службе цехового врача, ни в шахтоуправлении) не принимают. Как оказалось, столь нехитрым способом на этом предприятии снижают и уровень заболеваемости, заставляя людей вместо больничного брать очередной отпуск. Тот же Радионов вспомнил, как в июне прошлого года ему в забое раздробило нижнюю фалангу пальца стопы. Период лечения перелома «провели» очередным отпуском. Но травма ноги – это не черепно-мозговая с осложнениями…
Вот такая жестокая правда жизни: плюнешь на ногу – не плачь потом по голове.
Анна НИКИТЕНКО, специально для PRO-TEST
P.S. Не так давно, буквально две недели назад, начальник Теруправления Госгорпромнадзора по Донецкой области Константин Дорофеев, констатируя снижение смертельного травматизма в прошлом году на предприятиях региона на 25%, отметил, что «позитив» можно объяснить финансовым кризисом, а также реформированием системы угольного надзора. В частности, вместо 18 инспекций, контролировавших работы в угледобывающих предприятий, остались 4 региональных инспекции, которые занимаются непосредственно работой с собственниками на местах. Это позволило ликвидировать многозвенную систему остановки и пуска работ на шахтах. Вследствие чего показатель смертельного травматизма на 1 млн. тонн добычи угля также незначительно снизился - с 2,32 до 2,26.
Вместе с тем, руководство Госгорпромнадзора не исключает, что показатель травматизма и несчастных случаев на производстве может быть искусственно занижен вследствие сокрытия указанных фактов и несовершенной методики их учета. В этой связи в прошлом году специалистами Теруправления направлены соответствующие предложения по внесению изменений в «Порядк расследования и ведения учета несчастных случаев, профессиональных заболеваний и аварий на производстве».
Последние 5 статей
13.11.2015
23.10.2015
13.05.2015
30.04.2015
22.03.2015
